More articles by Leonid A.Petrov          

Взлёт и падение марксистской историографии в Корее (1920-е ~ 1960-е гг.)

Леонид Петров

Конференция "Восточная Азия - Санкт-Петербург - Европа: межцивилизационные контакты и перспективы экономического сотрудничества" 2-6 октября 2000 г.

        В настоящее время, официальная историография Корейской Народно-Демократической Республики лишь отдалённо напоминает ту научную традицию, которая была основана на принципах марксистского исторического материализма и считалась ортодоксальной для всех стран бывшего социалистического лагеря. По своей сути, изучение истории в КНДР уже давно превратилось из научной дисциплины в целенаправленное собирание и упорядочение мифов политически полезных для передаваемого по наследству руководства страны. Естественно, что подобное занятие основано скорее на идеалистичеком понимании устройства мира нежели чем на материалистических принципах классовой борьбы и экономической целесообразности. Пропагандируемые в современных учебниках истории и научных журналах легенды о праотце Кореи - Тангуне (сыне медведицы и небесного божества), чудесной тройной радуге, регулярно возникающей над тем местом где якобы родился нынешний руководитель государства Ким Чен-ир, равно как и многие другие фантастические сюжеты говорят о том, что связь с марксистской материалистической традицией изучения истории в Северной Корее оказалась утеряна. Вопрос лишь в том, когда и по какой причине?    

Проведённые аналогии между политическими чистками в среде деятелей области науки и культуры в Северной Корее, Китае, Кампучии, Румынии и Советском Союзе, ярко свидетельствуют о том, что национальная интеллигенция в тоталитарном коммунистическом обществе как правило оказывается наиболее уязвимой группой, которой для выживания приходится превращаться в класс партийных учёных- бюрократов. Корейская марксистская историография, возникшая ещё в период японского колониального правления, после провозглашения в КНДР в 1956-м году курса «опоры на собственные силы» (Чучхе), оказалась серьёзным препятствием на пути Ким Ир-сена к единоличной власти в стране. В результате этого, в Северной Корее в начале 1960-х годов многие именитые учёные-политики оказались уничтожены, а марксистская историография в целом оказалась полностью заменена на новую, «чучхейскую» академическуюй традицию, подобно тому как в начале 1934-х годов в Советском Союзе марксистская школа историографии М.Покровского была разрушена Сталиным.

Основными источниками для данного исследования послужили публикации корейских историков-марксистов в период с 1930-х по 1960-е годы, интервью с исследователями корейской истории в Южной Корее, России, Японии и Китае. Анализ до- и послевоенных работ Пэк Нам-уна, Ли Чхон-вона и др., а также сопоставление этих работ с аналогичными трудами по национальной истории, изданными в разное время в СССР, Китае и Японии позволяет выявить ряд общих черт присущих «традиционной» вульгарной-марксистской историографии и, наоборот, их отличие от ультра-националистической историографии получившей распространение в Северной Корее с конца 1960-х годов. В ходе работы над темой, автором специально была предпринята научная поездка в Северную Корею, которая помогла выявить роль нынешнего руководителя КНДР в разгроме марксистской историографической традиции.   

* * *

В странах Дальнего Востока, возникший в начале ХХ-го века под влиянием модной марксисткой идеологии принципиально новый подход к изучению истории, медленно но верно получал признание и распространение. Японские и китайские радикалы, из потока философской и социально-политической литературы прибывавшей из Европы и России, вместе с революционной теорией Маркса впитывали и основы исторического матреиализма. Именно через Японию и Китай марксизм в конечном итоге попал и в лишившуюся в 1910-м году национальной независимости Корею. Стремившаяся к знаниям корейская молодёжь как правило отправлялась на учёбу в одну из этих стран, где и получала первые уроки материалистического мировоззрения и классовой борьбы. Многие молодые люди имели государственные стипендии дававшие им возможность учиться в лучших университетах Японии. Среди наиболее ярких имён можно назвать будущих историков-экономистов Пэк Нам-уна и Ким Кван-чжина, историка Ли Чхон-вона, экономиста Чон Сок-тама. Находясь на учёбе за границей, многие из них становились активными деятелями местных Лиг Коммунистической Молодёжи или Коммунистических партий.

Таким образом, колониальная Корея постепенно обогатилась «прогрессивно мыслящими», по японским стандартам, интеллектуальным кадрам, готовым координально пересмотреть всю предшествующую историю своей страны. Общая обстановка благоприятствовала расцвету науки и культуры в стране. После Первомартовского восстания 1919 года в Корее, свирепые колониальные порядки «сабельного режима» были заменены на сравнительно либеральное «культурное правление». Именно поэтому японская цензура в середине 1920-х годов не придавала особого значения часто упомянавшимся в работах вышепречисленных корейских историков имён Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Для колониальных властей было гораздо важнее то, что этот авангард корейской академической молодёжи был готов в клочья разорвать прежние, пропитанные национализмом, представления о «великой пятитысячелетней истории» их страны. У этих молодых историков-марксистов не вызывали ни малейшего пиетета такие священные для их отцов и дедов понятия как корейская государственнось и правящая династия. Для них эти термины связывались лишь с эксплуатацией Корейского народа  жалкой кучкой корумпированных правителей.

Трактовка Кореи накануне японской аннексии, как общества отсталого и неблагополучного, неплохо соответсвовала уже существующей научной гипотезе, создаваемой колониальной японской историографией. Официальная японская историография всеми силами стремилась оправдать уже свершившуюся оккупацию Корейского полуострова и неминуемое продвижение Японии в Маньчжурию. Для этой цели использовались все средства, включая и метод социально-экономического исследования, при помощи которого ситуацию в старой Корее можно было представить как невыносимую и предреволюционную, а, значит, требовавшую радикальных реформ и революционных преобразований. Создатель этой официально одобренной гипотезы - профессор Фукуда Токудзо был одним из научных руководителей Пэк Нам-уна во время его учёбы в Токио. Не удивительно, что Пэк, вернувшись в Корею в 1925 году, подобно своему учителю, вскоре создал «Социально-экономическую школу» изучения корейской истории. Эта школа отличалась от идеалистических японской и немецкой лишь тем, что она была основана на принципах марксова исторического материализма и в процессе своего формирования испытала сильное влияние официальной советской историографии.

Это влияние ранней совесткой историографии в значительной степени предопределило дальнейшее направление развития и, как ни парадоксально, последующую гибель марксистской исторической традиции в Корее. Первые проблемы, вызванные этим влиянием, начались еще в конце 1920-х годов, когда после поражения революции 1925-1927 гг. в Китае, в советской академической среде начались продолжительные теоретические споры относительно роли и места «азиатского способа производства» в стории стран Дальнего Востока. Обострившийся политический конфликт между Сталиным и Троцким в конечном итоге превратил историографические дебаты в поле битвы различных фракционных группировок Коминтерна. Однако вскоре ситуация изменилась коренным образом. В 1931 году дискуссия была официально закрыта на конференции в Ленинграде и все попытки её дальнейшего продолжения были приравнены к «троцкистским вылазкам». Более того, доминировавшие в исторической науке СССР взгляды профессора МГУ Покровского уже в 1934 году специальным постановлением ЦК КПСС и Совета Народных Комиссаров СССР были признаны «механистическими» и «вульгарными», а его последователи пали жертвами политических расправ.

Такой поворот событий в советской академической среде не мог не отразиться на состоянии историографии в других странах. Японские и китайские историки-марксисты были, как правило, связаны с коммунистическим подпольем и с готовностью воспринимали все диктуемые Коминтерном изменения в идеологической сфере. После того как многие темы исследований стали считаться в СССР «политически-вредными», корейские историки представители «Социально-экономической школы» также стали спешно пересматривать результаты своей работы. Наиболее ярким примером назревавшего конфликта могут служить серьёзные научные разногласия между Пэк Нам-уном, Ли Чхон-воном и Ким Кван-чжином относительно периодизации корейской истории и классового характера различных общественно-экономических формаций. Одни учёные пытались строго следовать выработанным в Москве историографическим схемам (например, пятичленной схеме Сталина-Струве), в то время как другие доказывали абсурдность попыток искуственно загнать историю азиатских стран в рамки европоцентристской схемы путанно изложенную в ранних работах Маркса.

Тем не менее, работы корейских историков опирались на присущее марксизму материалистическое видение мира. С успехом используя материалы археологии и лингвистики, они сумели продемонстрировать своим оппонентам, что история Кореи не ограничивается традиционными «пятью тысячами лет». Этот любимый миф корейских националистов был заменен сталинской трактовкой истории. Надо отметить, что против атак на «пятитысячелетнюю историю» не возражала и японская  колониальная историография, которая утверждала, что корейская и японская нации имели одних общих предков, но в процессе эволюции Корея экономически и социально намного отстала от Японии. Не удивительно, что «Социально-экономическая школа» навсегда испортила отношения с националистическими направлениями корейской историографии. 

После поражения Японии во Второй мировой войне и последующей оккупации Корейского полуострова союзными державами, произошла заметная активизация деятельности корейских историков-марксистов. Большинство из них, как и прежде, проживали в Сеуле, где традиционно были сосредоточены все центральные академические структуры и где находился единственный в Корее университет. Однако уже к началу 1946 года стало очевидно, что проводимая американскими оккупационными властями антикоммунистическая политика не позволит марксистской историографии прижиться в южной части разделённой «освободителями» страны. Напряженные отношения с националистическими учёными также не способствовали плодотворной работе историков-марксистов. Провозглашение в 1946 году северокорейскими коммунистами политики непримиримой борьбы против всех правых и проамерикански настроенных политических сил, сделало дальнейшее пребывание левой интеллигенции в южной Корее невозможным.

Одновременно с этим, в оккупированной Советской Армией северной части страны началась активная работа по строительству новых академических структур. Важное место в этом процессе уделялось и созданию новой официальной историографии, которая бы в полной мере соответствовала требованиям коммунистической идеологии. Недостаток профессиональных кадров в этой сфере был быстро восполнен за счёт прибывающих с Юга и из-за границы историков и экономистов. Так в Северной Корее между 1946 и 1948 годами оказались практически все те историки-марксисты, которые в годы колониального режима были последователями «Социально-экономической школы» Пэк Нам-уна. За ними последовали и молодые учёные «Позитивистской школы» (Чон Сок-там, Ким Сок-хён, Пак Си-хён), в целом разделявшие материалистические взгляды своих коллег-марксистов. В апреле 1948 года в Пхеньян прибыл и сам Пэк Нам-ун, который в сентябре этого же года был назначен Министром образования КНДР. Он же стал председателем Комитета по созданию истории Кореи. Интересно, что, заместив на этом посту смещённого «за плохие результаты работы» историка Ли Чхон-вона, Пэк пригласил туда для работы всех своих коллег и учеников за исключением самого Ли.

С самых первых дней своего существования, академические структуры КНДР были сформированы из числа историков-марксистов, перешедших на Север из Южной Кореи, а контролировались высшим руководством Трудовой Партии, в ту пору  состоявшим в основном из советских и янаньских (то есть вернувшихся из Китая) корейцев. В конце 1950-х годов, когда в северокорейском руководстве начались первые политические процессы и партийные чистки, этот фактор принадлежности к «чужим» группировкам, равно как и «южное» происхождение большинства учёных, стал одним из основных поводов для сведения счётов с неугодными. Однако в течение первого десятилетия существования Народно-Демократической Республики, историки-марксисты находились в чрезвычайно привилегированном положении, позволившем им получить доступ к вершинам государтсвенной власти и из учёных превратиться в профессиональных политиков. Ни одна партийно-правительственная делегация КНДР не обходилась без участия в ней лиц из академической среды и учёных-политиков.

Таким образом, в Северной Корее стремительно происходил процесс слияния научной интеллигенции с партийно-государственным аппаратом. Историки становились политиками, а политики принимались за написание истории страны. Новая официальная версия истории Кореи писалась в конце 1940-х годов согласно плану, выработанному кабинетом министров КНДР под руководством именитых историков-политиков – Чхве Чхан-ика и Пэк Нам-уна. Первая фундаментальная работа по новейшей истории страны – «История борбы корейского народа за свободу» вышла в 1949 году. «История» представляла образец традиционного марксистского подхода к изучению истории страны с позиций классовой борьбы и экономического анализа. В это же время увидела свет и работа Ли Чхон-вона «Новая история Кореи» (часть 1).[1] В этих книгах ещё не было и намёка на какие-то особые заслуги Ким Ир Сена в деле освобождения страны или социалистических преобразований. Советская Армия и Великий Сталин были признаны истинными освободителями корейского народа от японского империализма. 

            Во время Корейской войны (1950-1953 гг.) партийные работники, ответственные за составление официальной истории, продолжали свою деятельность и в полевых условиях. Известен случай, когда Министр образования Пэк Нам-ун получил приказ премьера КНДР Ким Ир Сена о необходимости «спасения» национального достояния, которым были «Личжо силлок» [Достоверные записи династии Ли].[2] Пэк лично отправился в оккупированный коммунистами Сеул и принялся за розыски исторического памятника. Интересно, что во время непродолжительной оккупации южной части страны войсками КНДР вместе с «Личжо силлок» были «спасены» и насильно отправлены на Север также и некоторые известные историки – Ан Чже-хон, Сон Чжин-тхэ, и Чон Ин-бо. Также поступили и со знаменитыми писателями, поэтами, и актёрами. В дальнейшем, до начала массовых репрессий 1956-1958 годов, всех их использовали не только для написания образцовых революционных опер и романов, но и для показной «политической деятельности».

Историки-марксисты были призваны писать заказные работы о роли классовой борьбы в национально-освободительном движении. В переизданной в 1953 году Яньбяньским университетом в КНР «История борбы корейского народа за свободу» Чхве Чхан-ика уже появилась глава об антияпонской деятельности Ким Ир Сена. А в середине 1950-х годов появились и многочисленные исследования о значимости «Общества возрождения родины» и других организаций, непосредственно связанных с деятельностью Ким Ир Сена и его семьи.[3] За подобные старания многие авторы (включая Ли Чхон-вона) были удостоены почётных званий член-корреспондента Академии Наук КНДР. Однако историки-марксисты не придали значения тому, что на фоне происходящих в СССР перемен (смещение Маленкова в феврале 1955 года, ХХ-й Съеед КПСС в феврале 1956) Ким Ир-сен уже провозгласил стратегический курс «опоры на собственные силы» – Чучхе. В своей речи перед агитаторами и пропагандистами в декабре 1955 года, Ким обозначил основные идеи «отхода от шаблонов предлагаемых СССР и КНР». Естественно, что пришедшая с Юга старая интеллигенция, которая была воспитана ещё при японцах в духе марксизма-ленинизма и провела долгие годы в коммунистическом подполье в Японии или Китае, не была в состоянии немедленно перестроиться и выполнить новый социальный заказ.

            Начавшиеся уже в 1953 году первые политические чистки в Северной Корее, к 1958-му году превратились в массовые погромы, нацеленные в первую очередь против «чужой» (пришедшей с Юга, из СССР или Китая) корейской интеллигенции. В этих условиях историография КНДР, в основном состоявшая из историков-марксистов бывшей «Социально-экономической школы», не могла не получить смертельный удар. Именно с этого момента, традиция марксистской материалистической историографии в Северной Корее начала быстро угасать. К руководству Отделением истории в создавшейся в октябре 1955 года Академии Наук КНДР пришла молодёжь – Ким Сок-хён, Пак Си-хён, Чон Сок-там и др. Несмотря на тот факт, что все они также были выходцами с Юга, все они принадлежали к «Позитивистской школе» националистичекой историографии и вполне соответствовали требованиям, поставленным перед ними новой нациоаналистической идеологии Чучхе. Начиная с 1959 года стремительными темпами началось переписываение истории Кореи в пользу правящего клана Ким Ир Сена и его «партизанской» группировки в ТПК.

Особая роль в низвержении традиционной марксистской историографии принадлежала наследнику «партизанской династии» – Ким Чен Иру. После поступления на социально-экономический факультет университета в 1960 г., Ким Чен Ир подверг резкой критике своего преподавателя истории за «догматизм» и вскоре сам выступил перед аудиторией с докладом «О пересмотре вопроса объединения Трёх Государств». В соответсвии с новой трактовкой ведущей силой в борьбе за объединение страны, было не южнокорейское княжество Силла, а северокорейское княжество Когурё. Неизвестно, кто именно из северокорейских историков стоял за подобным радикальным перемотром взглядов на средневековую историю Кореи, однако очевидно, что акцент был сделан на пропаганду анти-южного шовинизма и про-северного патриотизма. Несомненно, что удар также наносился по традиционному марксистскому пониманию истории, основанному на изучении экономических аспектов жизни общества. В результате этого и других выступлений Ким Чен Ира, северо-корейская историография дала сильный крен в сторону национализма.   

Из марксистских историков «Социально-экономической школы» уцелеть удалось лишь её создателю – Пэк Нам-уну. Возможно этот факт можно объяснить тем, что к тому времени Пэк с головой ушёл в административную деятельность и практически прекратил исследовательскую. За период с 1953 по 1963 годы Пэк написал лишь несколько вступительных статей к общим работам по древней и средневековой истории и выступил с одним докладом по вопросу периодизации национальной истории в 1957 году. В марте 1963 года Пэк был назначен ректором Заочного института марксизма-ленинизма, однако большую часть времени он уделял обязанностям вице-председателя Верховного народного собрания КНДР. В декабре 1967 года на 4-й сессии Верховного народного собрания КНДР, председатель собрания Пэк Нам-ун с трибуны высшей исполнительной власти горячо поздравлял Ким Ир-сена с переизбранием в должности премьера. Не скупясь на восхваления «вождя 40-миллионного корейского народа», Пэк снискал покровительство и дружбу Ким Ир-сена, о которой с восторгом написал в своих воспоминаниях – «Путь к объединению родины».[4] Однако, выполнив свою роль аппаратчика-учёного, Пэк тихо скончался в июне 1979 года в Пхеньяне, не дав этим событием ни одной северокорейской газете повода опубликовать даже скромного некролога.

Последнюю точку в процессе разрушения корейской марксистской историографии поставил наставник Ким Чен Ира и создатель философии Чучхе – профессор Хван Чжан-ёп. В написанной уже после побега на Юг книге «Я видел правду истории» (1999), Хван признаётся что как альтернативу «устаревшей» марксистско-ленинской историографии, он предложил исследовать национальную историю с «чучхейских» позиций, то есть, как утверждается, с «позиций народных масс» и «национальной самостоятельности».[5] Такой взгляд вполне соответсвовал изоляционистским (по отношению к СССР и КНР) планам Ким Ир Сена, и на апрельском 1967 года пленуме ЦК ТПК идеи Чучхе были официально объявлены «единой и монолитной идеологией», а новая «чучхейская» историография немедленно воспринята всеми историками как официальная. Все книги, статьи и доклады с этого времени стали начинаться цитатами из работ Великого Вождя, Солнца Нации...