* ГЕННАДИЙ ЖУКОВ * 
В темной маленькой комнате
Am                  Dm
В темной маленькой комнате,
  G                 C   E7
Где-то под самыми крышами,
Am                Dm
Свечи в старом фонарике,
 E7              Am
Песня почти что шепотом.
A7               Dm
Кто после нас придет потом,
 G                C   E7
Где-нибудь, под афишами
  Am              Dm
Отыщет сонет мой маленький,
 E7                Am
Может, тогда вы вспомните,
A7 ...
Что все течет, все старится,
Снег, облепивший крыши,
Головы безмятежные
Бело красит волосом.
A7 ...
Но все же, в нас останется,
Только немножко тише,
Словно старинный грустный сон -
Сонет для полночи с голосом.

4/4           *   *   *
- На какой-то ветреной-ветреной дальней планете
На какой-то ветреной-ветреной дальней планете
привязалась девочка к ветру, а он только ветер,
только буйный ветер, как хочешь его обнимай,
налетит, нашепчет, как хочешь его понимай.
Баю-бай, баю-бай, баю-бай, баю-бай...
Уж не знаю, что там с тем ветром у ней получилось,
не случилось что-то, а может быть что-то случилось.
Потерялся ветер, и с ветром такое бывает,
непонятно только, да кто ж их ветра понимает?
И не знаю что там, безветрия ей не хватало,
только эта девочка ветреной девочкой стала,
все искала ветер, шептала в похожие спины:
- Обернись мой ветер!,- а он обернется - мужчины...
Как-то пролетала сквозь облако с тайной улыбкой,
привязалось облако к девочке тайною ниткой,
просто улыбалась, по ветру, иль так, без причины,
привязалось облако ниточкой с сердцевины.
Вот такая музыка - девочка, облако светом,
августиным голубем, ангелом, просто соседом
обнимать пыталось, да облаку как обнимать?
Понимать пыталось, да девочку как понимать?
Напевает что-то, как хочешь ее понимай.
Баю-бай, баю-бай, баю-бай, баю-бай...
6/8    *   *   *
- Вы потом все припомните, как сновиденье,
Вы потом все припомните, как сновиденье,
наши долгие, томные игры глазами,
что ответили губы, что руки сказали,
наши разные мысли, полночные бденья.
Дом дощатый, скрипучий, скандальных поэтов,
полустанок, где ясно цветет бузина,
бузина, что как лилия светит со дна
неглубокой пиалы рассеянным светом.
Вы потом все припомните, словно награду,
как сухая трава облетала ограду.
И ограда, что нас от всего ограждала,
под напором дрожала, да не оградила.
Потому что жила в нас дремучая сила,
потому что легко от всего отградиться,
только б нужно нам было попроще родиться,
чтобы нам не пришлось от себя ограждаться.
Все равно вы припомните тайные слезы,
и, как тайную радость, припомните горе,
вы припомните город, где мы непохожи
на любимых людей, что забудутся вскоре.
Мне потом все припомнится, как утоленье,
жаркой жизни любимые юные лица.
я не знаю пред кем мне стоять на коленях
за случайную жизнь, что до смерти продлится.
4/4     *   *   *
- Звякнет узда, заартачится конь,
Звякнет узда, заартачится конь,
вспыхнет зарница степного пожара,
лязгнет кольцо, покачнется огонь,
всхлипнет младенец, да вздрогнет гитара.
Ах, догоняй, догоняй, догоняй.
Чья-то повозка в ночи запропала.
Что же ты, Анна, глядишь на меня?
Значит не я, что ж так смотришь устало?
Что же ты, Анна, цыганская кровь,
плачешь с раскрытыми настежь глазами?
Стол собери да вина приготовь,
будем смеяться и плакать над нами.
Боже мой, смейся, я смех пригублю,
горестный смех твой - единственный яд мой,
плачь, боже мой, я другую люблю
вечно, до смерти, всю смерть безвозвратно.
Боже мой, плачь, это я отворял
в ночь ворота и гремел на пороге,
что-то искал что давно потерял
и не в конце, а в начале дороги.
Ну догони, догони мой фургон.
Что же ты, Анна, так смотришь, ей богу?
Вознегодуй на постылый закон
и разверни за оглобли дорогу.
Боже мой, смейся, легла колея
под колесо так привычно и странно.
Пыль в полстепи - это видимо я,  ¦
женщина плачет - то видимо Анна. ¦2 р.
4/4     *   *   *
- Убежала бусина с нитки суровой,
Убежала бусина с нитки суровой,
побежала бусина дальней дорогой.
Как же ты о бусине не спохватилась? ¦
Укатилась бусина, укатилась.        ¦2 р.
Завяжи на нитке узелок на память,
погляди с улыбкой, если грустно станет.
В этом месте ниточки все и случилось - ¦
укатилась бусина, укатилась.           ¦2 р.
Убежала бусина с нитки суровой,
побежала бусина дальней дорогой,
вся судьба на ниточке крепко держалась,
только эта бусина - экая жалость...
Завяжи на нитке узелок на память,
погляди с улыбкой, если грустно станет.
В этом месте ниточки все и случилось -
укатилась бусина, укатилась. ¦3 р.
4/4    *   *   *
- В магазине, где дают брюки в полосочку поперек
В магазине, где дают брюки в полосочку поперек
я купил продольную флейту.
Брюки стоят столько же,
но они не такие теплые, как флейта.
я учусь играть на флейте.
Поверьте, это только так говорят "семь нот",
это семь чувств, поверьте.
Первая - "до" была еще до слуха,
и у кого нет слуха, а есть только слухи
нередко путают ее с нотой ми -
милой нотой осязания мира.
Меж осязанием и слухом нота "ре",
как ревнивое око во яснице(?).
Здесь вечная нота "фа",
как выдох носом "фа",
как фамильярный философ,
фарцующий Катоном и Эллингтоном,
как выдох носом "фа",
когда чуешь всякое фуфло.
Здесь вечная нота "соль",
чтобы жизнь не казалась сахаром
всякому играющему на флейте.
я трогаю ее языком...
Здесь вечная нота "ля",
как "ля" в зале и "ля-ля" в кулуарах,
как "ля" с трибуны и "ля-ля" в очереди,
спросите лабуха, где играть шлягер
в "ля-ля" миноре.
Это страшное чувство - "ля-ля",
оно обжигает мне лицо в кровь,
когда я выдыхаю его из отверстой флейты.
А высокая нота "си", чистая нота "си",
кто способен на чистое си,
способен на многое.
Холодно, а кровь
уже не греет, лишь печаль,
лишь крик, лишь шепот невзначай,
уходит с выдохом любовь
пока учусь играть на флейте.
Не моя вина,
еще не выпита до дна,
святая эта флейта, но
уходит с выдохом вино
пока учусь играть на флейте.
Слышишь как это звучит:
па-парам-парам,
звуки двоятся в ночи:
па-парам-парам.
Лишь сквозняк звучит в моем ключе.
Чем мне быть на этом свете, чем?
Если звуком, то хотя бы звук
ветры взвейте.
Холодно, любовь
уходит, как сквозь пальцы звук.
Хоть ты пойми меня, мой друг,
хоть для страданья, хоть для мук,
но флейту полную налей мне.
Слышишь как это звучит:
па-парам-парам,
звуки двоятся в ночи:
па-парам-парам.
Лишь сквозняк звучит в моем ключе.
Чем мне быть на этом свете, чем?
Если звуком, то хотя бы звук
ветры взвейте.
Ах, быть поэтом ветрено и мило
пока еще не кончились чернила
и авторучка ходит на пуантах
вслед музыке печали и любви.
я - гроза талантов в аксельбантах,
преследую с осмьнадцати годов
всех девочек. Ты к этому готов,
о, мой собрат, ходящий в музыкантах?
Ах, быть поэтом ветрено и мило,
но ради всех святых таим,
что уж давно окончились чернила,
что флейта рот истерла до крови.
Что флейта, флейта - продолженье горла,
а в горле, в горле музыка прогоркла,
там вопль один протяжный,
                          ну и что же?
Держи в руках отверстый вопль до дрожи,
держи в руках пока не лопнет кожа,
все быть должно на музыку похоже
и даже смерть,
               ее спою потом.
А девочкам в бирюлечках и бантах
ты накорябай лопнувшим ногтем,
что авторучка ходит на пуантах
и будь поэтом
              ветреным притом.
3/4    *   *   *
- Когда еще был я зелен и мал,
Когда еще был я зелен и мал,
лей ливень всю ночь напролет,
любую проделку я шуткой считал,
а дождь себе льет да льет. ¦2 р.
я вырос не бог весть какого ума,
лей ливень все ночь напролет,
на ключ от бродяг запирают дома,
а дождь себе льет да льет. ¦2 р.
Потм я, как все, обзавелся женой,
лей ливень все ночь напролет,
ей было не сытно, не сухо со мной,
а дождь себе льет да льет. ¦2 р.
Пусть годы меня уложили в постель,
лей ливень всю ночь напролет,
из старого дурня не выбьете хмель,
а дождь себе льет да льет. ¦2 р.
Пусть мир существует бог весть как давно,
чтоб дождь его мог поливать,
не все ли равно - представленье дано
и завтра начнется опять. ¦5 р.
4/4         *   *   *
- Подвалом влажным и тугой табачною золой,
Подвалом влажным и тугой табачною золой,
подвалом влажным и густой асфальтовой смолой,
опухшим выменем души и головой творца,
промявшей плюшевый диван седалищем лица,
утробным воем парных труб системы паровой
клянусь, что это все со мной, да, это все со мной.
я гость на пиршестве немых, собравшихся галдеть,
они ревели над столом а мне велели петь
и заглушать вороний ор оголодавших душ,
а лестница вела во двор и там играли туш.
Там пожирали пиджаки, карманные часы,
глотали вяленых коров, парсеки колбасы,
глотал ступни свои плясун и, под кромешный крик,
оратор, с пеною у рта, заглатывал язык.
А дверь в огромный мир вела и там играли марш
и там пила тайгу жрала, разбрызгивая фарш,
и там впивался в недра бур, коронкою вставной,
и присосавшийся насос пил земляной настой.
Клянусь, что это все со мной, все наяву, все здесь,
клянусь, что правду говорю и буду землю есть.
я гость на пиршестве немых, где рвут мой черный труп,
я озираю этот дом, где я стекаю с губ,
сочусь по выям, по локтям и по горжеткам дам,
кровавым соком я стократ разорван пополам
и пополам еще сто раз я в дом зашел на час
и непрожеваным куском в зубах его увяз.
Клянусь, что это все со мной, все наяву, все здесь,
клянусь, что правду говорю и буду землю есть.
И род людской, что землю ест не умеряя прыть,
обязан пусть с набитым ртом, но правду говорить.
А правда жестче горных руд и горестней песка,
а правда соли солоней, трясин солончака.
Здесь некто мыслил о птенце, а сотворил толпу,
и мы беснуемся в яйце и гадим в скорлупу.
6/8       *   *   *
- Сквозь дверь проступало дрожание света,
Сквозь дверь проступало дрожание света,
шуршание платьев, волнение складок,
а воздух за дверью был розов и сладок,
как в детстве в малиновых недрах буфета.
Как в детстве влекла меня сладкая сила,
в тягучей истоме, в дремучей истоме
я долго стоял, опершись о перила,
и чуял всем сердцем что делалось в доме.
А там о стаканы звенели бокалы,
и чайные ложки о чайные чашки
и запах тянулся, как сок из баклажки,
и был он малиновый розовый алый.
Войду, поскучаем один вечерок
над блюдцем с вареньем, как некогда в детстве,
с опасною темой в ближайшем соседстве,
где нужно не влипнуть, как муха в сироп.
Войду, ну всего-то легонько толкнуть,
открытые двери, открытые дверцы,
открытое ясное женское сердце,
внушавшее в юности темную жуть.
А главное - вдруг, за степенной гульбой
Случайно не вымолвить вместо итога
О том, что до горечи сладкого много
И до беспокойства спокойно с тобой.
А главное, в речи пространной и длинной
Слегка намекнуть на семейный скандал,
Когда я в буфет набегал за малиной,
А в праздник над полной тарелкой скучал.
Что главное -это внушавшее жуть
Запретное сердце, подобное чуду.
Но главное - то, что я больше не буду
Все пробовать тайно, случайно , чуть-чуть.
- Если в этой пустыне нет путника, кроме меня,
4/4
Если в этой пустыне нет путника, кроме меня,
то кому передам я все то, что влачу за плечами?
Если в каждом ауле лишь дети мои и родня,
то кому же поведать семейные наши печали?
Если каждое слово звучит на родном языке,
как узнаю богат ли язык у родного народа?
Если только пять пальцев на каждой руке,
то насколько меня обсчитала природа?
Если сестры красивы, а сестрам подобны цветы,
а цветы затмевает, в цветах увядая, подруга,
кто цветок принесет мне с далекого луга,
чтоб запомнил, что нету иной красоты?
Если сердце одно, как возлюбленной каждой отдать?
Если мало мне рук, как любимых детей обнимать?
Если мало мне пальцев, как струны заставить звучать
                                        в лад с душой,
что, как дерево, высохнет стоя
                         без ответа небес?
Кто мне скажет: - Утешься, Акым,
во Вселенной все так и не будет иным,
во Вселенной все так и не будет иным,-
чтобы стал я спокоен...

© Maxa