Много времени прошло со дня посещения друзьями колдуна. Изменилось же в их повседневной жизни не многое. Ольга и Женька возвратились в город, где и продолжили заниматься каждый своим делом: Ольга вернулась в свой компьютерный центр, Женька же возобновил свое поэтическое ничегонеделание, а точнее, нищенствование. Впрочем, не совсем: пару раз опубликовали отрывки из его гениального романа, которым он хвастался когда-то перед Сергеем, за что ему были выплачены некоторые суммы денег. Порою он наведывался в гости к Ольге, она кормила его, но Женька не злоупотреблял этим, отчасти из гордости, отчасти из-за отсутствия желания слушать высокоумные Ольгины рассуждения. Комнату свою после разгрома, учиненного молодчиками Пана Антонио, он восстановил, хотя, если честно, восстанавливать там было особенно нечего. Извозчик Егор медленно, но верно шел на поправку, Женька посетил его несколько раз в больнице. Почтенный кучер, хоть и бранил Женьку за непутевый образ жизни, был заметно рад его визитам.

Сергей остался в Осиновке, устроившись на ферму помещика Максимова ухаживать за скотом. Работа эта была не особенно трудная, платили мало, но зато харч был хозяйский, кормили до отвала. Постепенно такой образ жизни стал настолько привычным для Сергея, что события, произошедшие с ним, стали казаться чем-то далеким и неправдоподобным. Иногда он наведывался в город к Женьке, и тот бывал несказанно рад его видеть - можно было поделиться новыми планами и поесть на халяву.

Так миновал декабрь. Шумно отметили Новый год с какими-то Женькиными друзьями, в компании, где пили много, ели мало, так что многие, в конце концов, уснули под столом, облевав все вокруг себя. Ольга не присутствовала на этом постыдном собрании и встретила Новый год в одиночестве, но с надеждами на изменения к лучшему.

Потянулись однообразные дни нового года. Сергея такое однообразие вполне устраивало, в глубине души ему не хотелось уже никуда идти ни за какими сокровищами, он проклинал Ваньку Жуева с его бандитской натурой, невольно втравившего их в такую переделку.

Жить Сергей перебрался поближе к хозяевам, так что родственников своих не обременял своим присутствием, что скорее огорчало их, чем радовало. Под жилье ему выделили флигель, стоявший в глубине барского двора и одним боком примыкавший к коровнику, что при его работе было очень удобно. Свободное время Сергей посвящал чтению книг различного содержания. Помещик Максимов позволил ему пользоваться своей библиотекой, что Сергея очень радовало, и он вовсю пользовался этим.

Так миновал январь. Дни становились все длиннее и длиннее, и уже не так тягостно было смотреть на заваленные снегом просторы, все явственнее и явственнее в воздухе чувствовалось дыхание весны, одна мысль о которой согревала даже в самые лютые морозы.

...Как-то вечером Сергей вышел за водой. В тот день было очень холодно, и, убираясь в коровнике, Сергей мечтал поскорее вернуться в теплый флигель, благо хозяйских дров он не жалел и топил в своем жилище на совесть. И вот, идя за водой, он проклинал холод и отсутствие водопровода.

-Черт побери, - бормотал он, стараясь одновременно удержать в руках два ведра и зажать уши от покусывавшего их мороза. - Проклятый мороз, чтоб тебя всего перекорежило и наизнанку вывернуло!

Он торопливо пересек двор и направился к находившемуся в углу двора колодцу. Сергей открыл крышку и собрался было спустить ведро внутрь заиндевевшего сруба, как вдруг удар в бок, не столько сильный, сколько неожиданный, свалил его с ног.

-Лежать! - раздался вслед за тем тонкий истеричный голос. - Лежать, я говорю! - продолжал неизвестный, видя, что Сергей пытается подняться.

Сергей, однако, успел разглядеть нападавшего, несмотря на его вопли и сгущающиеся сумерки, и не без удивления узнал в нем того полузабытого соглядатая в клетчатом пальто, который наблюдал за ним в городе. В руке Алкаш сжимал пистолет, но, судя по его голосу и по тому, как дрожала у него рука, он испугался гораздо больше Сергея.

-Что тебе еще надо? - довольно спокойно спросил Сергей.

-Отдай карту! - отозвался Алкаш, злобно и трусливо щерясь.

-А говна на лопате тебе не надо?

Услышав эти слова, нападавший дернулся в ярости, и, воспользовавшись этим, Сергей извернулся и пнул его под чашечку.

Охнув, Алкаш схватился за ногу и сел в снег. Пистолет выпал из его руки, чем Сергей незамедлительно воспользовался. Он схватил оружие и, вскочив на ноги, направил его на Алкаша.

-И ты туда же, - плаксиво заныл тот. - Да убери ты пушку, не заряжена она. За что мне такие беды?

-Вставай давай, ишь - расселся. Хороши беды, раз нападаешь на людей! Работаешь, понимаешь ли, денно и нощно, а тут всякие субъекты с незаряженными пушками шляются, воды набрать спокойно не дают!

Насчет “денно и нощно” Сергей явно прилгнул, но от этого его речь получилась более грозной и обличающей. В ответ на нее Алкаш что-то простонал себе под нос и стал медленно подниматься на ноги.

-Вставай, вставай, - поторопил Сергей. - Нечего тут рассиживаться.

Не торопясь, чувствуя, что Алкаша можно больше не опасаться, он набрал воды в оба ведра. Одно из них он сунул поднявшемуся со снега и кое-как отряхнувшемуся горе-грабителю. Тот, похоже, даже обрадовался такому обороту дела и, схватив ведро, торопливо засеменил вслед за Сергеем.

Когда они очутились в теплом уютном флигеле, Сергей отобрал ведро у Алкаша, кивком головы указал ему, куда садиться, сам поставил самовар, затем сел напротив Алкаша и лаконично произнес:

-Рассказывай.

-Что рассказывать?

-Известно что - как ты дошел до жизни такой?

И Алкаш принялся рассказывать. Невеселым было его повествование: повествование человека, по жизни униженного и угнетенного.

С самого детства Серефим (таково было настоящее имя Алкаша) подвергался унижениям. Был он слабым, болезненным ребенком, и с его здоровьем ему бы воспитываться в здоровой обстановке, но нет: отец - человек крутого нрава, работавший на бойне и мать - тихая алкоголичка, - не могли ему дать ни достойного образования, ни просто человеческой любви. Постоянные ссоры родителей, насмешки и издевательства сверстников - это было все, что запомнил Серафим с детства. Никаких светлых воспоминаний не отложилось в его голове, да и было ли что-нибудь светлое в его жизни? - сказать было бы трудно. Сверстники презирали его, зато Серафима приветили парни постарше. Ему казалось, что они понимают его, и мальчик тянулся к ним, с открытым ртом ловя каждое их слово. Между тем, эти парни научили его пить, воровать, и вскоре, так получилось, что именно он стал считать себя выше сверстников, и уже не они на него, а он на них смотрел с презрением. Сверстники же стали его бояться, вернее не его, а его больших приятелей, считая за благо с ними не связываться. Однажды Серафима поймали в чужой квартире. В милицию не сдали, но избили сильно, сломав два ребра. После этого он зарекся воровать, став вместо этого мелкой шестеркой у своих взрослых и более удачливых друзей. Впрочем, они не были столь удачливы, как казалось вначале, - многих сажали, многих убивали, только Серафим оставался тем же, кем и был, только пил все больше.

Таким его и нашел Пан Антонио. К этому времени родители Серафима умерли (что не сильно его огорчило), оставив в наследство заплеванную квартирку, которую Серафим не замедлил пропить, оставшись даже без своего угла. Пан Антонио увидел в нем полезного человека именно в роли соглядатая и приблизил его к себе. Он перетащил Серафима в Чижов, где поручал следить за различными людьми. Свободного времени при таком роде занятий было много, и его Серафим неизменно посвящал питию. Не без его участия было совершено нападение на компьютерный центр, так что и о дискете и о самолете он знал почти все, за исключением разве что самого важного - насчет разделения реальностей. Потом Пана Антонио посадили. Все эти десять лет Серафим работал на другого бандита, которого застрелили незадолго до выхода Пана Антонио. Когда его шеф вернулся, Серафим вновь почувствовал себя в своей тарелке, но ненадолго. Пана Антонио посадили вновь, и, похоже, основательно. Причем, перед этим вся его банда буквально развалилась на глазах: одного убил ломом извозчик, с которым тот невежливо обошелся, другие же бесследно пропали после того, как отправились в Осиновку за Сергеем. Серафим оказался на грани голодной смерти. Проев, а по большей части пропив все, что у него было, он отправился в Осиновку, решив лично заняться Сергеем. Это был жест отчаяния, так как было ясно, что с таким молодым и здоровым парнем, как Сергей, Серафиму не справиться. Как ни странно, он не стал проверять ни Женьку, ни Ольгу, до которых ему было значительно ближе, а отправился сразу в Осиновку, решив, что лишь Сергей обладает нужными для него знаниями.

-Да, - проговорил Сергей, когда Серафим окончил свое повествование. - Весьма оригинальное решение ты принял, решив отыскать именно меня, оставив в покое Женьку с Ольгой. Почему все-таки?

-Да боялся я, - потупившись, ответил Серафим. - Я еле убежал от ментов во время облавы и боялся, что они меня поймают. Мне кажется, что у них есть мои приметы.

-Интересно получается! А если ты ментов сюда наведешь, так, пожалуй, придется им рассказывать и про самолет, и про дискету. Иначе как объяснить твое здесь появление? И меня после этого попрут с работы.

-Да меня никто не видел! Клянусь!

-Хорошо, а что ты намереваешься делать теперь? Ведь назад, как я понял, тебе дороги нет?

-Не думал я. Мне казалось, что доберусь до тебя, а там все будет ясно и понятно. Я думал, что там со всем и разберусь, в том числе и с тем, что делать дальше.

-Но как ты вообще на меня вышел?

-Спрашивал.

-Вот, а говоришь, что тебя не опознают. Да стоит ментам сказать про твое поганое клетчатое пальто, как тебя хоть кто припомнит, даже какая-нибудь слепая бабка, мимо которой тебе случилось проходить.

Серафим молчал, и по всему было видно, что он огорчен. Наконец он жалобно пробормотал:

-Не прогоняй меня, а?

-Не прогонять? - Сергей сначала опешил от такой просьбы. - Да что я с тобой делать-то буду? Куда я тебя дену?

-Я тебе пригожусь. Хочешь, всю твою работу стану делать? Ты не смотри, что я такой хлипкий, я ведь смогу!

-В общем... а ты не будешь напиваться и буянить?

-Да нет, я тихий. Когда выпью, мне бы до постели добраться, а больше ничего и не надо.

-Это, конечно, хорошо. Только пить у меня почти нечего. А что и есть - так это я для медицинских целей храню. Придется тебе вести трезвый образ жизни.

-Как? - лицо Серафима исказилось от муки. - Я ведь не смогу так, помру. Уж лучше не корми вовсе, это я стерплю.

-Ну так что же я могу делать в таком случае?

-Да мне больше чекушки в день не надо! Дай мне чекушку в день - и все будет хорошо!

-Ты уже торгуешься, а я ведь еще не дал своего согласия.

-Ну, пожалуйста! Хочешь, я на колени встану! - взмолился Серафим. - Тебе же вовсе не надо будет ничего делать - только лежи себе на диване! Я буду делать всю твою работу. А мне - немного еды и малость водки.

-Но мне надо поговорить с хозяином. В конце концов, решать-то будет только он.

Видя, что Сергей начинает уступать, Серафим усилил свой натиск и только что не плакал, проклиная на чем свет стоит никчемную свою жизнь и превознося все выгоды Сергея в случае, если тот приобретет такого ценного работника, как он.

Наконец, Сергей произнес:

-Хорошо, поговорю я с хозяином. Только сними и выкинь это идиотское пальто, я тебе хоть фуфайку дам, что ли.

Радости Серафима не было предела. Он едва не кинулся целовать Сергею руки, но тот его остановил:

-Я тебе не какой-то там Пан Антонио и не дам пресмыкаться перед кем бы то ни было. Если хочешь остаться у меня, то прекрати эти рабские ужимки и довольствуйся тем, что я тебе дам - я имею в виду водку. В общем, если ты будешь таким Макаром клянчить у кого-нибудь в деревне, то я тебя выгоню, а будешь артачиться - сдам ментам.

-Согласен, согласен.

-Ну, смотри.

Наутро Сергей поговорил с помещиком и без труда уговорил того разрешить ему взять работника. Помещик Максимов, не будучи человеком жадным, все же считал, что работа у Сергея слишком малооплачиваемая, и тот факт, что кто-то хочет заняться такой работой за еще более низкую плату, очень его удивил. Узнав же, что новый работник собирается вкалывать исключительно за харч и малую порцию водки в день, он позволил ему питаться на кухне. Согласился он также выделить и водку в оговоренных Сергеем пределах. Таким образом, Сергей, оставаясь при своих доходах, оказывался в очень выгодном положении.

-Ну, Серафим, радуйся, - сказал он, возвратившись к ожидавшему его с нетерпением бродяге. - Помещик согласен. Можешь идти на кухню, там тебя накормят.

-Спасибо, Сергей, ты помог мне в трудный час, и я когда-нибудь отплачу тебе тем же.

В позе Серафима не было и тени того рабского подобострастия, которое так рассердило Сергея накануне. Больше того: казалось, этот шпик и алкоголик преисполнился какого-то достоинства, что Сергей посчитал добрым предзнаменованием.

-Жить будешь у меня, - сказал он. - Во флигеле есть свободная комната. Только в баню тебя надо сводить, уж больно дух от тебя козлячий.

-В баню! Конечно, в баню! Я так давно не был в бане. Только...

-Что?

-Выпить мне надо, - прошептал Серафим. - Очень надо, не могу больше!

-Получишь на кухне. Пойдем.

Так Серафим стал работником Сергея. Несмотря на крайне дохлый вид, работал он хорошо, и Сергею не приходилось практически ничего делать самому. Однако совесть не позволяла ему столь явно валять дурака, так что их с Серафимом часто можно было видеть вдвоем, выгребающими навоз. Вдвоем же они привели в порядок и обиходили все то, до чего у Сергея одного руки не доходили. Помещик был ими доволен и даже несколько повысил денежную ставку Сергея.

...Когда Сергей сообщил отцу Герасиму, что он завел работника, тот чрезвычайно этому удивился, осведомившись, где он его откопал. Сергей наплел что-то о беженцах из городов, которым нечего есть, чему, похоже, священник и матушка поверили. Бывший при этом кум Родион усмехнулся, но вслух ничего не сказал. Только когда они остались наедине, сказал:

-Он же у тебя алкаш, а никакой не беженец.

-Верно.

-Я не буду тебя спрашивать, где ты нашел такое чудо, хотя вопрос, кто кого нашел, довольно спорный. Но это все-таки не дело. Когда-нибудь он у тебя сорвется и таких дров наломает, что и тебе достанется.

-Но с чего вы взяли, что это он меня нашел, а не я его?

-Так он у всех встречных и поперечных про тебя спрашивал. И еще налить просил. Сынок-то мой, не в матерь, не в отца, а в прохожего молодца, вечно по трактирам таскается, - так вот он мне и рассказал про него. Этот еще одет был в такое клетчатое пальто, в которых только синяки ходят.

-Да, верно, был. Так что же мне делать?

-Своди его к своему приятелю.

-Какому приятелю?

-К Дубаку. Он, пожалуй, вылечит его.

-Ой, и что же я раньше не догадался? Свожу непременно. Только вот... Захочет ли он идти к колдуну?

-А ты его не спрашивай.

-Так, может, испугается - колдун все ж таки.

-Ты не говори, что колдун, просто скажи, что пойдете в гости к твоему другу.

-Так я и сделаю.