![]() |
|
Питер!
Первый период я называю Богдановичевским и Иришкиным, когда пропадали мы
в ЛДМ, крутились рядом с Авроровским "Музыкальным Эпистолярием" господина
Житинского, подделывая журналистские аккредитации, чтоб попасть на закрытый
просмотр в Ленинградский Рок Клуб. Потом театр-студия "Дерево" и митьки.
Ах, что за чудные тусовки у Катькиного садика, все эти Анюши-Кирюши, праздновани
каждой успешно проданной картинки в Диссидент-Холле на Белинского, посиделки
на полу с дискуссиями под портвешок на темы столь высоко богемные, что
я, простите, ни черта не понимал...
А потом был Геша. И это был совсем другой Петербург, с бешенной гонкой все 24 часа, без праздников и выходных, без отпусков и передышки, с сухим законом и Правилами, производством и сбытом водки по всей стране, с компьютерной модемной сетью, поднятой из ничего, но объединившей и Питер, и Двинск, и Донецк, забросившей свои шупальца в Финляндию, Испанию, Кипр, Австрию и Америку. Это - Alko AB и Felix Solis, IDV и Smirnoff, это все больший мой уклон в экономику и, наконец, работа в Хельсинки.
Были
Кунча и Гера, Костик и Серега Лаппо, умницы и труженники. И еще, чтоб с
ума от работы не сойти, были анекдоты от Осипова.
Собственно, и не анекдоты даже, а просто заметки из жизни. Потому и сохранили
они (прошу простить нас, милые дамы) оригинальный колорит русского языка...
Что было потом? А потом Питер перестал быть дворцами и соборами, а стал "поджерами" и "мобирами"; вместо парков и мостов блистали BMV и красные пиджаки; потом были акцизы в Экю и стопроцентна предоплата, и все... И никакой возможности работать.
Питер! Эх, Питер... Как я любил этот город! После него я уже не мог найти в России какой-нибудь другой. "Человек, переживший глубокий романтический роман, становится так прозаичен..." И потому, когда жить там стало уже увы..., я уехал совсем... из России с любовью. И меня приняла совсем другая страна на самом берегу Средиземного моря.